Иван Поддубный — Воспоминания о моем Великом крестном

Юрий Коротков

Великий Иван

Того нет в Мире человека,
Кто о Поддубном не слыхал.
Борец при жизни был Великим,
В спорте живя, известным стал.

Он верил в Бога беззаветно,
Апостола, он Павла почетал.
В Миру Поддубный был приветлив,
И в жизни много повидал.

Во времена церквей разгрома,
Священник в его доме жил.
И в праздники и в дни крещения,
Малебин на дому служил.

Евангелие от Богослова,
Настольной книгою была.
Всегда держал он свое слово,
К победам, Вера привела.

Степенно он за стол садился,
С молитвой трапезу крестя.
Заветы познавать стремился,
Как все для Бога было дитя.

Он орден Знамя трудового,
Носил при немцах на груди.
Найдете вряд ли вы такого,
В веках такого не найти.

О том узнал Иосиф Сталин,
И был безмерно удивлен.
Пример Поддубного всем ставил,
И назван был героем он.

Он не учавствовал в сражениях,
Враги назвали Рус Иван.
Даже они гордились дедом,
Ему такой был статус дан.

Любил Россию, людям верил,
С своею совестью дружил.
И как никто при своей жизни,
Он лик святого заслужил.

К 140 летию со дня рождения И.М. Поддубного. 2011г. г. Ейск.
Кресный сын И.М. Поддубного.

Мне давно предлагали написать воспоминания о моем крёстном отце Иване Максимовиче Поддубном, но я всё не решался. Думаю, что был неправ. Возраст такой, что многих моих родных и друзей уже нет в живых. Спасибо моей старшей сестре Екатерине Петровне, которая поддержала меня и помогла написать эти воспоминания. Она хорошо знала и сейчас помнит Ивана Максимовича и его жену Марию Семёновну.

Всё, что раннее было написано о Поддубном, касалось в основном его спортивной биографии, а вот о последних годах его жизни известно мало. Может быть, благодаря этим воспоминаниям, откроется еще одна страничка жизни Великого человека.

Я всегда при случае в разговоре с собеседником старался подчеркнуть, что Иван Максимович был моим крёстным отцом. Об этом факте я упомянул и в автобиографии в моём художественном альбоме, который вышел в свет в 2007 году, благодаря помощи Михаила Ивановича Чепеля.

Когда, находясь на срочной службе в армии, я рассказал сослуживцам о том, что Поддубный жил и похоронен в моем родном городе, и что я являюсь его крестным сыном, мне никто не поверил. Тогда я написал два письма: в газету «Советский спорт» и своей маме. Из газеты ответили, что Поддубный умер в 1949 году и похоронен в Ейске. А мама написала нашему замполиту, майору Кротову, что я действительно крёстный сын Поддубного. Это подтвердила и жена Ивана Максимовича. Замполит зачитал газету и письмо всей роте. Я торжествовал.

Без этого вступления нет смысла писать о том, что лично я помню о крёстном и знаю по рассказам людей, живших рядом с ним и любивших его.

Наша семья жила рядом с домом Поддубного на квартире у Кашириных с 1934 по 1939 годы. Я был тогда совсем маленьким. Моя старшая сестра вспоминала, как Иван Максимович мною жонглировал, а мама бегала вокруг него боялась, чтобы он меня не уронил.

Крестником великого борца я стал случайно. У Поддубного снимал комнату священнослужитель. Да и сам Иван Максимович был человеком верующим. В то время не просто было крестить ребенка в церкви, и мои родители договорились с квартирантом Ивана Максимовича окрестить меня на дому. Хозяин дома не возражал и согласился быть моим крёстным. Крёстный отец является духовным отцом крестника. Таким для меня был всегда Иван Максимович. А крёстной стала Екатерина Матвеевна Коваленко. Её муж был близким родственником основателя екатеринодарской художественной галереи Фёдора Коваленко. По ее воспоминаниям, она была первая и единственная кума у Поддубного. Крестили меня в 1939 году, когда мне было три года. В том же году мы получили квартиру в коммуналке, где я проживаю и сейчас. Отсюда ушёл на войну мой отец. В 1941 году он погиб. Перед войной отец купил мне детскую гармошку, на которой я «пиликал» целыми днями, надоедая соседям, за что крёстный называл меня «Юрка-гармонист». Сохранилась фотография того времени. Меня запечатлел с гармошкой фотограф приятель Ивана Максимовича.

Перед оккупацией мама закрыла нашу квартиру и с тремя детьми поселилась у Георгия Лукича Зузули и его жены Анны Матвеевны, маминой старшей сестры, где мы и жили все вместе до 1947 года. Лукич знал Ивана Максимовича ещё с конца двадцатых годов, и не только потому, что они жили на одной улице. Их объединил общий интерес к игре в шиш-беш (нарды). Оба были азартными игроками и могли играть много часов подряд.

Георгий Лукич (дядя Ера, так его все называли) рассказывал, что во времена НЭПа у него жил какое-то время личный цирюльник царя Николая II. Уезжая, в благодарность подарил из царского набора одну из бритв с черной ручкой. На лезвии была изображена корона, над которой зависал кривой меч. Лукич эту бритву подарил крёстному. После смерти Ивана Максимовича баба Мура отдала бритву, зеркальце и машинку дяде Ере. Затем все эти вещи перешли ко мне. В 80-е годы бритву и карту России 1902 года, подаренную мне крёстным, я отдал в Ейский краеведческий музей.

Иван Максимович знал бесконечное множество поговорок и присказок. Любил стихи Тараса Григорьевича Шевченко. С удовольствием слушал украинские и русские народные песни. Особенно любил песню «Дывлюсь я на нэбо» в исполнении маминых подруг, тети Мили и Ирины Петровны мамы Нонны Викторовны Мордюковой. Им аккомпанировал на гитаре мой отец Пётр. Об этом мне рассказывала мама. У Георгия Лукича Зозули была модная по тем временам вещь патефон и много пластинок с песнями известных певцов, которых любил слушать крёстный: Фёдора Шаляпина, Собинова, Петра Лещенко и Энрико Карузо. Великого Шаляпина Иван Максимович знал и дружил с ним. Фёдор Иванович во время совместного выступления на концерте с Карузо познакомил Ивана Максимовича с Великим певцом. Друзья-художники Поддубного никогда не рисовали, а вот Шаляпин, увлекавшийся скульптурой, выполнил его бюст. Эта работа очень нравилась Ивану Максимовичу.

Были у крёстного карманные серебряные часы, с которыми он почти никогда не расставался и которыми очень дорожил. Эти часы были с миниатюрным ключиком на серебряной цепочке для завода пружины и перевода стрелок. Их подарил ему Фёдор Иванович. Однажды, будучи уже больным, крёстный упустил часы на пол. Разбилось стекло и потерялась золотая минутная стрелка. Видимо, она упала в щель между половыми досками. Потом местный часовщик заменил стекло и стрелку вместо золотой поставил простую.

Его друзьями были и другие интересные люди художник Константин Коровин, родители которого некоторое время жили в городе Ейске, а также основатель русской и советской книжной графики ейчанин Дмитрий Исидорович Митрохин. Его двоюродный брат, известный в стране мастер-таксидермист, ейчанин Леонид Александрович Чага предполагал, что именно Дмитрий Митрохин посоветовал Поддубному переехать в Ейск. Прожив в Ейске два года, в письме к другу в город Сухуми в 1929 году Поддубный написал: «Мне кажется, что этот небольшой приморский городок, где я поселился, производит такое впечатление, что он никому не принадлежит, а существует сам по себе. Здесь чистый воздух, много солнца и воды».

У меня, как у ребёнка, склонного к рисованию, видимо была врождённая зрительная память, как у музыканта слух, и я помню до сих пор много картинок того нелёгкого времени.

Я помню, как во время оккупации Ейска, летом, мы с ребятами, играя на пыльной дороге возле дома Поддубного, увидели, как к дому подъехал крытый брезентом грузовик. Из кузова выпрыгнули немецкие солдаты и расположились по обе стороны улицы. Мы, пацаны, испугались и убежали во двор к Маракушиным, откуда через щели деревянного забора наблюдали за происходящим. Вскоре у дома остановился большой черный легковой автомобиль, из которого вышел высокий плотный человек в темной военной форме. Он направился к вышедшему из калитки Поддубному. Они встретились как старые знакомые, приветливо обнялись и ушли водвор к Ивану Максимовичу.
Мне особенно запомнились шары на штоках, расположенные на переднем буфере машины (бампере) с левой и правой стороны. В то время я ещё не знал, что это были боковые габаритные ограничители. Позже на фотографии и наяву я видел такие же машины. Это была французская машина «Ситроэн».

После визита немецкого офицера крестному выделили помещение для бильярдной и привезли три больших бильярдных стола-шестиножки, покрытых зеленым сукном. В этом помещении после войны расположилась библиотека курорта. Там было очень тесно, и позже Ивану Максимовичу предоставили более просторный зал там, где впоследствии был «Матросский клуб».

Бильярдная дала возможность Поддубному во время оккупации нормально питаться и помогать другим. Маркёром у него был Георгий Лукич Зозуля, которому Иван Максимович доверял как самому себе.

Много позже судьба, можно сказать, снова свела меня с крёстным в помещении, где была его бильярдная, в 70-е годы расположилась моя художественная мастерская.

В бильярдной всегда было много посетителей. Играли в основном немецкие офицеры и солдаты, но были и гражданские лица. Ейчанин, академик Евгений Александрович Котенко, рассказывал мне, что, будучи мальчиком, видел, как дед Иван выкинул за шиворот из бильярдной пьяного немецкого офицера-дебошира. Мальчик Женя удивился: «Дядя Ваня, немец мог тебя застрелить!», на что Поддубный ответил, улыбаясь: «А у него нет нагана, он из госпиталя». Думаю, что этот немец, если остался в живых, хвалился родственникам и друзьям, что он был «знаком» с самим Великим Иваном.

Есть такие люди, которые осуждают Поддубного зато, что он при немцах во время оккупации открыл свою бильярдную, из-за нее Ивана Максимовича много раз вызывали в «органы». В то время ему был восьмой десяток лет. Надо было как-то выживать. А великого человека своей страны, орденоносца забыли эвакуировать, оставили на произвол судьбы. Поддубного, известного чемпиона всему Миру от голодной смерти спасли немецкие спортсмены, знавшие его лично со времён выступления на мировой арене.

Крёстный не только сам выжил во время оккупации, но и материально помогал людям. К примеру Черниковым. Сосед крёстного, Михаил Черников, ушёл на фронт добровольцем вместе с моим отцом. В оккупации остались его жена и пятеро детей.

Богатырская сила и необыкновенная мощь Поддубного принесли ему мировую известность. Фашисты называли русских солдат его именем Русский Иван.

После войны, в разговоре с людьми, крёстный возмущался и удивлялся, почему наши, отступая, сожгли госпиталь, Дом офицеров в военном городке, почту, взорвали одно из красивейших зданий города железнодорожный вокзал, сожгли хлебопекарню. После прихода в город немцев пекарню восстановили румынские солдаты. В ней стали выпекать для населения хлеб, хоть и тёмный, с устюками, но это же был хлеб!

Из-за таких разговоров Ивана Максимовича несколько раз вызывали в «органы», но потом прекратили беспокоить, видимо получили указание свыше.

Известный в прошлом спортсмен Сенаторов, большой почитатель борцовского таланта Ивана Максимовича, рассказывал: «Когда Главный узнал, что Поддубный во время оккупации при немцах ходил с орденом «Трудового Красного Знамени» на груди, приказал оставить старика в покое. Он Великий патриот своей страны и настоящий герой. Найдите мне хоть одного такого, чтобы при фашистах ходил бы с советским орденом на груди». Отец моей мамы Лизы, мой дед, Матвей Иванович Семёнов, познакомился с Иваном Максимовичем Поддубным на моих крестинах. Интересно, что они оказались одногодки, более того, совпали даже день и месяц их рождения. Оба знали украинский язык и говорили

между собой по-украински.
Дед Матвей был рыбаком-каючником. Каюк – это

большая рыбачья лодка с выдвижным килем, фальшбортами, кливером и огромным треугольным просмоленным парусом. Как-то, играя в жмурки с сестрой, я спрятался в дедов огромный рыбачий сапог, кожа которого была пропитана лигроином, чтобы вода не попадала внутрь. Халявы рыбачьих сапог были длиной на всю ногу. Жил дед Матвей в селе Глафировка. Приезжая в Ейск, всегда привозил Ивану Максимовичу гостинец – вяленую рыбку. Однажды до войны на каюке возил деда Ивана к себе в гости. Крёстный потом вспоминал, как его там потчевали тройной ухой (юшкой), балыками и осетровой паюсной икрой. Он рассказывал Марии Семёновне и тете Ане, что при таком изобилии вкусной еды даже пригубил одну стопку «белоголовки», нарушив свой сухой закон.

Иван Максимович любил пить чай из самовара, наливая горячую жидкость в блюдце, которое свободно помещалось на его огромной ладони. Все это выглядело примерно так же, как если бы на мою детскую ладонь положили пятак. В основном, вместо настоящего чая заваривались всевозможные травы, которые собирал и привозил ему их совхозов его приятель Харченко.

В тяжёлое послевоенное время я ездил на коньках через лиман к деду Матвею за продуктами. И всегда он передавал своему «годку» Ивану Максимовичу чтон ибудь из продуктов.

Однажды, когда я возвращался от деда Матвея, меня на берегу окружили ребята из Ейского ремесленного училища No 8. Хотели отнять сумку, но когда я сказал, что везу из Глафировки передачу Поддубному, сразу же отпустили. Многие ребята, тем более «ремесленники», знали, кто такой Поддубный и относились к нему с большим уважением.

Как-то я с крёстным пошёл на мясокомбинат, который находился по улице Михайловской (ныне улица Карла Либнехта). Там Иван Максимович бесплатно получал мясные продукты, и это была существенная помощь для поддержки его здоровья. В ожидании выдачи мясных продуктов я прыгнул со ступенек конторы и нанизал на пятку кем-то утерянный каблук с торчащими из него гвоздями. Мне было больно, я скакал на одной ноге, а находившиеся рядом грузчики смеялись. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не крёстный. Он прикрикнул на смеющихся и заставил оказать мне помощь. Позже, встречаясь, шутил: «Ну как, Юрка, не окаблучил пятку второй ноги?»

В конце и после войны перед каждым показом нового фильма в кинотеатре «Звезда» приглашали крестного выступить с рассказами о своей интересной спортивной жизни. В конце рассказа Иван Максимович показывал свой коронный номер пальцами рук легко плел косы из гвоздей и свободно накручивал их один на другой. Дарил ручную работу зрителям на память. Иногда брал меня с собой. Я запомнил на всю жизнь фильмы «Малахов курган», «Небесный тихоход», «Небо Москвы».

В те же годы горожанам давали делянки, где сажали в основном кукурузу и подсолнечник. Наша делянка находилась в поле за военным госпиталем. Урожай мы возили домой на повозке. В то голодное время вареные початки молодой кукурузы были лакомством. Помню, тетя Аня послала меня угостить Поддубных кукурузой. С каким наслаждением крёстный, посыпая солью кочаны, проворачивал их в своих мощных челюстях! На церковные праздники я ходил к крёстному рождествовать, посевать, носил узвар (компот из сухофруктов) с вареной пшеницей, а он по такому случаю для меня припасал красную тридцатку. Крёстный признавал и почитал все православные праздники.

Он любил рыбалку. Были у него длинные удочки, раскладная деревянная скамейка, обитая зелёным брезентом и огромный зонт, который металлическим концом втыкался в песок, защищая его от солнечных лучей. Наша задача с моими друзьями Колей Шипулиным и Петей Дурневым была накопать дождевых червей в мокрой канаве за железнодорожным переездом. Пока дед ловил рыбу, мы, пацаны, добывали бычка руками между камней. По количеству улова ему за нами было не угнаться. Как-то «надрав» бычков, мы с Николаем и Петей, опередив крёстного, перед его приходом повесили огромную низку с бычками на бельевую веревку во дворе, а сами спрятались за кусты. Дедушка Ваня открывает калитку, а перед ним висят бычки. Слышим, он говорит: «Ах, чертенята, обскакали деда!» Потом Мария Семёновна (баба Мура, как мы, дети, её называли), хвалилась тете Ане: «Мой, как никогда, столько наловил, что я и вам принесла на жарёху». Видимо крёстный не удержался, чтобы не похвалиться своим «уловом» перед женой.

Случалось, что мы подшучивали над стариком, но он никогда не обижался. Как-то на рыбалке, на берегу я увидел укачанного судака. Ребята отвлекли деда, а я в этот момент быстро вошёл в воду, надел рыбу на крючок, незаметно вышел на берег и крикнул: «Поплавок утонул!» Крёстный подсёк удочку, поймал рыбину своей огромной рукой, а она развалилась на части. Он опешил, а потом что-то пробурчал, видно понял, что это была наша проделка, но не мог догадаться, как мы это устроили, ведь мы все время были рядом с ним. Да, мы явно перестарались с этой нелепой шуткой.

Но один раз крёстный на меня сильно обиделся. Как-то он зашёл к Георгию Лукичу по пути на базар. На нем была большая соломенная шляпа и светло-коричневый пиджак с орденом «Трудового Красного Знамени». Тётя Аня угостила его компотом. Он сел за стол, а шляпу положил на скамейку. Я, для «полного парада», незаметно прикрепил ему на шляпу солдатскую красную зёздочку. В таком виде Поддубный и ходил по базару. Потом рассказывал: «Иду, все встречные улыбаются, здороваются, я тоже кланяюсь и думаю, вот как меня уважают! Потом подходит ко мне мой приятель, Гречко, и говорит – Иван Максимович, ты что, в красноармейцы записался?»

Был у крёстного огромный серый кот по кличке Рауль, который ходил за хозяином по пятам, любил свежую рыбку, спал на полу у его ног на круглом коврике. Этот коврик специально связала для Рауля Мария Семёновна из цветных лоскутов. Кличку «Рауль» кот получил в честь чемпиона Франции по борьбе Рауля ле Буше, который перед встречей с Поддубным на «ковре» длительное время смазывал своё тело для неуязвимости прованским маслом. После смерти Ивана Максимовича кота больше никто не видел.

Про своего крёстного я могу сказать только добрые слова. Его уважали не только за заслуги в спорте, но и за хорошее отношение к людям. По-моему, у него отсутствовало чувство тщеславия, а это редкое качество у знаменитостей. Он был не только Великий борец, но и порядочный человек. Уравновешенный, добрый и очень обязательный. Хотя был мало образован. Но много ли людей с высшим образованием могут похвалиться знанием хотя бы одного иностранного языка? А Иван Максимович знал немецкий и понимал французский. Это говорит о трудолюбии, пытливой натуре и прекрасной памяти.

Ивану Максимовичу, как он говорил, легко давалась арифметика. Меня он научил таблице умножения на пальцах рук. Когда я показал своей учительнице Алевтине Игнатьевне Корольковой умножение, то она мне поставила в журнал оценку пять. Это была моя первая и последняя, насколько я помню, высокая оценка в начальных классах по арифметике. Гораздо позже в поезде Москва Ленинград я познакомился с учёным-математиком. В дороге мы разговорились, как это бывает, и я научил его этому способу умножения. Он никогда ничего подобного не знал и был удивлен. В моей домашней библиотеке хранятся две книги, подаренные крёстным ко дню моего рождения. Одна из них краткая арифметика автора А. Киселёва. Это учебник дореволюционного издания. Иван Максимович относился ко мне по-доброму, интересовался моими делами и учебой в школе.

Помню, я на крышке картонной коробки нарисовал коричневым карандашом затылок крёстного. Ему понравился мой рисунок, он даже меня похвалил.

Правда я его и Лукича часто огорчал. Учился я в железнодорожной школе No51. Перед приёмом в пионеры мы, ученики, как всегда, играли в большом зале, где возле пианино стоял бюст Иосифа Сталина. Мне надоело держать в руках мою зеленую фуражку «сталинку», и я ничего лучшего не мог придумать, кроме как водрузить ее на голову Вождя. Кто-то из учителей обратил внимание на громкий смех в актовом зале, и, увидев причину всеобщего веселья, сообщил о моей проделке в дирекцию школы. Вместо приёма в пионеры меня исключили из школы. Когда об этом узнал Иван Максимович, он сразу же пошёл к директору Николаю Александровичу Евдокимову и добился моего возвращения и отмены решения учительского совета с формулировкой «исключён на две недели». Пионером я так и не стал.

Не знаю, как бы сложилась моя судьба в дальнейшем, если бы крёстный с Лукичем не оградили меня от компании старших ребят, занимавшихся воровством. Я с ними познакомился на базаре, торгуя холодной дождевой водой в рыбном ряду. В жару, на рынке, особенно в рыбном ряду, где продавали вяленую рыбу, люди нуждались в питьевой воде, чтобы утолить жажду. Тогда не было в продаже ни кваса, ни пива и прочих напитков. «На воде» заработал на ручные часы сестре. Позже, став художником, написал картину, посвящённую тому времени, где в центре изображён мальчик с чайником в руках на фоне ейского базара того времени.

О Поддубном и его родословной еще при его жизни ходило много невероятных легенд, а сейчас выдумывают, кому что прийдётся. Сам Поддубный на вопросы, а было ли с ним то или другое, отвечал, усмехаясь, двумя словами: «Пусть брешут!». О своем предке Поддубном Иван Максимович рассказывал, что тот был участником войны со шведами под Полтавой. Как тогда говорили, взял на штык в бою дюжину шведов, и, в качестве трофея, вражеский стяг. За это был поощрён самим Петром, и после службы остался в Полтавщине на поселении, где и обзавёлся семьёй.

Иван Максимович разумно и творчески подходил ко всему, чем занимался, и в спорте, и в жизни. Поэтому добивался огромных успехов, несмотря на все трудности жизни, через которые ему пришлось пройти. И трудности эти он преодолевал с честью и достоинством. Обычно у борцов при захватах в борьбе происходит деформация ушей. У Поддубного, несмотря на борьбу с сильными соперниками, такого не было. Это говорит о его умении выходить из любой трудной ситуации и огромном мастерстве. Крёстный любил рассказывать о своём спортивном турне по Америке. Там ему предлагали всевозможные блага, лишь бы он принял американское подданство, но он отвечал категорическим отказом. Иван Поддубный был настоящим патриотом своей Родины. В 1939 году за заслуги перед Отечеством Поддубный был награжден орденом «Трудового Красного Знамени». Орден Поддубному вручал Михаил Иванович Калинин. Фото, где Калинин вручает орден Ивану Максимовичу, висело на стене в зале у крёстного даже во время оккупации. Эту фотографию вместе с орденом и другими документами Мария Семёновна передала на хранение в ейский музей лично Владимиру Васильевичу Самсонову.

В уникальном музее села Глафировка, созданном энтузиастом, художником, историком и искусным таксидермистом Николаем Ивановичем Новак, также есть экспонат из дома Поддубного, подаренный мною.

Соседи всегда помогали Поддубным, чем могли. Тётя Аня однажды принесла им ведро абрикос, и, пока разговаривала с Марией Семёновной, дедушка Ваня съел почти все абрикосы. Крёстный аппетитно кушал и никогда не отказывался от добавок. Мария Семёновна говорила, что украинский борщ он мог есть каждый день, но не было такой возможности. Еще он обожал большие вареники с абрикосовой или вишневой начинкой. Уху варил только сам, научился этому у рыбаков. Любил пить чай только из самовара и почти никогда не нарушал эту традицию.

Под конец жизни, после травмы, крёстный плохо ходил, опираясь на костыль и палку, редко выходил во двор, сидел у окна на втором этаже. Прохожие с ним здоровались, он им всегда приветливо отвечал. В городе Иван Максимович пользовался большим уважением.

Босоногое поколение детей войны воспитывалось на улице, тогда еще не было ни телевизоров, ни компьютеров. Была безотцовщина. У большинства детей отцы не вернулись с войны. Как-то, сидя у окна, Поддубный заметил, как мы, пацаны, дрались «край на край». Увидев это, он так прикрикнул на нас, что мы разбежались кто куда. Мне после этого крёстный прочитал целую лекцию, выругал и сказал: «Что вы, как дураки, машете палками! Если руки чешутся, то деритесь кулаками, но это надо уметь! Запишись, Юрка, в кружок, толку будет больше». Как я позже узнал, к нему приходил проведать и посоветоваться тренер по боксу, недавно прибывший в Ейск из города Ленинграда. Так, благодаря Поддубному, я стал ходить на занятия к тренеру Дмитрию Ефимовичу Тихомирову, с которым впоследствии подружился. Дружба между нами сохранилась до конца его дней. Огромная физическая сила крёстного проявлялась даже в преклонном возрасте и удивляла окружающих. В последние годы своей жизни Иван Максимович мог свободно скручивать пальцами железные гвозди. В. П. Черный рассказывал мне, как Поддубный помог рыбакам вытащить каюк на песчаный берег лимана, взявшись за якорную цепь. В.П. Таранов и Ю.Г. Тарада, будучи работниками горкома комсомола, шефствовали над Иваном Максимовичем, часто посещали его на дому. Виктор Петрович вспоминал, как они, придя к Поддубному, не застали его дома он с повозкой отправился за глиной для постройки курятника. Нашли его на спуске улицы Пушкинской, где он огромной лопатой наполнял повозку глиной. Лопата была кованая, очень тяжёлая, похожая на лемех. Эту лопату Поддубный заказал в артели «Красный кузнец» лично для себя в соответствии со своими физическими возможностями.

Стригла крестного Мария Семёновна ручной машинкой, которую он поломал, выковыривая смолу из сосновой доски для лечения мозолей. У Поддубного всегда были проблемы с обувью из-за большого размера ноги. Досталось же ему тогда от жены, но он никогда с ней не спорил.

Я помню, как до болезни крёстный носил воду с уличной колонки молочным бидоном, держа его за перемычку на крышке. В бидон помещалось четыре ведра воды. Думаю, что поговорка «Хорошего человека должно быть много» как раз подходит для крёстного.

В доме у Ивана Максимовича часто, особенно когда он заболел, бывали известные люди города Ейска, такие как В.В. Самсонов директор краеведческого музея, заслуженный врач РСФСР хирург Г.С. Симонович, заядлый рыболов-любитель, врач В.А. Фокин во время войны начальник военного госпиталя, Н.И. Морев фронтовик, бывший сотрудник музея. Во время болезни Поддубного часто посещал его друг Федор Харченко фельдшер 1-ой Мировой войны, большой специалист по лечебным травам и хороший художник. Его работы и сейчас находятся в музее станицы Старощербиновской. Я дважды бывал у него в совхозе No 99 (Зеленая роща) вместе с В.В. Самсоновым и ребятами-кружковцами ейского музея.

Разное говорят о здоровье крёстного в последние годы его жизни. Он сам думал, что его богатырскому здоровью не будет износу. Когда болел, говорил: «Я выдюжу». Однажды тетя Аня послала меня к Марии Семёновне, отнести сито и нож для мясорубки. Когда я вошёл во двор, баба Мура попросила, чтобы я побежал за скорой. Врачи приехали на линейке очень быстро. В августе месяце 1949 года Ивана Максимовича Поддубного не стало, он ушёл из жизни.

Гроб с покойным установили в городском спортивном зале. Ответственным за похороны был назначен мой тренер Д.Е. Тихомиров. Проститься с Великим борцом пришли сотни ейчан и людей из других городов. Самолет с представителями из Москвы задерживался, а без них хоронить не решались. В почётный караул становились известные и уважаемые люди, а также и мы, ученики Тихомирова. Здесь я впервые в жизни увидел огромного негра, который встал в караул у гроба. Это был Роберт Росс, известный борец и певец.

Похоронили Ивана Максимовича в парке училища, ныне парк имени Поддубного.

Художник Александр Панов, хорошо знавший Ивана Максимовича, в 50-е годы, уже после смерти борца, исполнил по заказу его большой портрет маслом. Он руководил в Ейске изостудией, которую я посещал. Мне, как крестнику Поддубного, художник доверил написать чемпионскую ленту, конечно, под его руководством.

К 100-летию со дня рождения Поддубного в 1971 году я вместе с художниками Владимиром Ракшой, Юрием Криворотовым и Александром Мамий, принимал участие в оформлении музея-мемориала имени Поддубного. Большая заслуга в организации строительства музея принадлежит бывшему главе города Казантемиру Дзаналдиевичу Кокову. Стройка проводилась под личным его контролем. В ней участвовали лучшие бригады строителей. Объект был сдан в срок. Мемориал открыли в день рождения Великого борца. На торжество прибыли ученики Ивана Поддубного и чемпионы мира: Сенаторов, А. Мазур, М. Греков и другие, а также борцы со всего Советского Союза. Три дня в доме культуры в честь юбиляра выступали лучшие борцы страны. По окончании турнира представитель Ейского спортивного союза В. Ковба с представителем из Краснодара и чемпионом мира, тогда уже пожилым Сенаторовым, вручали медали победителям турнира. Такую медаль вручили и мне, как крестному сыну великого Поддубного, и я храню ее как память.

Мало кто знает, что Иван Максимович писал стихи. Оформляя музей, мы обнаружили на обратной стороне одной из грамот, привезённых к юбилею из московского музея спорта, стихи, написанные рукой самого Поддубного. Вот небольшой фрагмент:

«То нам жарко, то прохладно, А то ветер, а то тишь, Человеку много надо, Никогда не угодишь!»

Тренер Тихомиров часто напоминал своим ученикам напутствие, придуманное самим Поддубным:

«Сила есть, большой кулак,
Но без техники никак».
Ученик Поддубного, известный борец М. Греков в своих воспоминаниях повторял слова своего учителя: «Если ты можешь, то пусть учатся у тебя, а учит тот, кто сам мало может, но бывают исключения».

Иван Максимович никогда не употреблял спиртных напитков. Но вот, несколько лет назад, ейский пивзавод стал выпускать пиво под названием «Иван Поддубный» с изображением борца на цветной этикетке. Хорошо, что вовремя опомнились и не стали спекулировать именем Великого человека.

В 1971 году к юбилею борца вышла книга «Иван Поддубный», автором которой был Вениамин Иванович Меркурьев. На странице 61 в этой книге есть слова: «Гордятся своим земляком и ейчане. Именем Ивана Максимовича Поддубного назван центральный городской парк и одна из улиц города Ейска». Да, парк назвали именем борца, а вот улицу назвать забыли, и это тянется уже около 40 лет. Как говорится: «А воз и ныне там».

В 2007 году в Ейске была выставлена на суд горожан и гостей города скульптура Ивана Максимовича Поддубного, исполненная местным талантливым скульптором Алексеем Коноз. Крёстный предстал перед зрителем в костюме тройка с тростью в руке, таким, каким его помнили ейские старожилы. Эта работа получила полное одобрение со стороны всех, кто её видел. В книгах отзывов сотни благодарностей автору. Теперь ейчане мечтают увидеть эту скульптуру, отлитую в бронзе.

По предложению депутата ЗСК Владимира Алексеевича Петрова в 2007 году на доме, где жил Иван Максимович Поддубный, была установлена мемориальная доска с барельефом борца, выполненная также скульптором А. Коноз. Будем надеяться, что улица, на которой он жил, будет названа его именем.

К юбилею Поддубного в 2006 году вышел полнометражный документальный фильм, который показывали по телевидению России, Украины и Белоруссии. В фильме снимался ученик Ивана Максимовича Александр Мазур и ейчане, хорошо знавшие Поддубного академик Евгений Котенко, известный шахматист Варкез Адамьянц, соседка Ивана Максимовича Эмма Сирота, отцу которой Поддубный отдал часть своего земельного участка на строительство дома, и я. Недавно в книжных магазинах появилась поэма «Иван Великий» известного кубанского поэта, мастера спорта СССР Владимира Цапко.

В воспоминаниях о Великом спортсмене, Чемпионе Чемпионов, я опирался на рассказы людей, знавших его лично и друживших с ним. При жизни он заслужил большего, но как у нас это обычно бывает – ценим людей после их смерти.

Иван Максимович прожил трудную, но счастливую жизнь. Имея огромные достижения в спорте, уйдя из него непобеждённым, заслужил тем самым звание – Великий. Своим неиссякаемым спортивным трудолюбием и огромной силой воли он добился таких успехов в спорте, которым могут позавидовать известные спортсмены и в настоящее время. До сих пор Иван Поддубный остается единственным шестикратным чемпионом мира по борьбе. Ни одному борцу не удалось достичь такого успеха. Он любил спорт в себе, а не себя в спорте. Я знаю точно и уверен в том, что придёт время, когда на могилу Великого Поддубного будут приезжать люди со всего мира, отдавая почести нашему знаменитому земляку, труженику спорта, неповторимому Чемпиону-богатырю! Иван Максимович Поддубный – это спортивное достояние не только нашей страны, но и всего мира.

Иван Поддубный — это эпоха! Он навсегда остался в Мировом спорте.

Прославил он страну свою
И не проигрывал в бою.
Спортивный труд доблестный труд. За доблесть ордена дают!
Не лёгкую он жизнь прожил
И честно Родине служил.
Он никому не проиграл,
Шесть раз он Мир завоевал.
Он как былинный богатырь
Страну прославил вдоль и вширь. Рекорд его не побеждён.
Он славой вечной награждён.
Он был прекрасный человек —
Нам не забыть его вовек!

Ю. Коротков